Любимая поэзия 

СЛАДОСТРАСТНАЯ ТОРГОВКА

Одна красивая торговка
с цветком в косе, в расцвете лет,
походкой легкой, гибко, ловко
вошла к хирургу в кабинет.
Хирург с торговки скинул платье;
увидя женские красы,
он заключил ее в объятья
и засмеялся сквозь усы.
Его жена, Мария Львовна,
вбежала с криком "Караул!",
и через полминуты ровно
хирурга в череп ранил стул.
Тогда торговка, в голом виде,
свой организм прикрыв рукой,
сказала вслух: "К такой обиде
я не привыкла..." Но какой
был дальше смысл ее речей,
мы слышать это не могли,
журчало время как ручей,
темнело небо. И вдали
уже туманы шевелились
над сыном лет - простором степи
и в миг дожди проворно лились,
ломая гор стальные цепи.
Хирург сидел в своей качалке,
кусая ногти от досады.
Его жены волос мочалки
торчали грозно из засады,
и два блестящих глаза
его просверливали взглядом;
и, душу в день четыре раза
обдав сомненья черным ядом,
гасили в сердце страсти.
Сидел хирург уныл,
и половых приборов части
висели вниз, утратив прежний пыл.
А ты, прекрасная торговка,
блестя по-прежнему красой,
ковра касаясь утром ловко
своею ножкою босой,
стоишь у зеркала нагая.
А квартирант, подкравшись к двери,
увидеть в щель предполагая
твой организм, стоит. И звери
в его груди рычат проснувшись,
а ты, за ленточкой нагнувшись,
нарочно медлишь распрямиться.
У квартиранта сердце биться
перестает. Его подпорки,
в носки обутые, трясутся;
колени бьют в дверные створки;
а мысли бешено несутся;
и гаснет в небе солнца луч.
и над землей сгущенье туч
свою работу совершает.
И гром большую колокольню
с ужасным треском сокрушает.
И главный колокол разбит.
А ты, несчастный, жертва страсти,
глядишь в замок. Прекрасен вид!
И половых приборов части
нагой торговки блещут влагой.
И ты, наполнив грудь отвагой,
вбегаешь в комнату с храпеньем
в носках бежишь и с нетерпеньем
рукой прорешку открываешь
и вместо речи - страшно лаешь.
Торговка ножки растворила,
ты на торговку быстро влез,
в твоей груди клокочет сила,
твоим ребром играет бес.
В твоих глазах летают мухи,
в ушах звенит орган любви,
и нежных ласк младые духи
играют в мяч в твоей крови.
И в растворенное окошко,
расправив плащ, влетает ночь.
и сквозь окно большая кошка,
поднявши хвост, уходит прочь.

(с) Д. Хармс

МАРК ШАГАЛ

Он стар и похож на свое одиночество.
Ему рассуждать о погоде не хочется.
Он сразу с вопроса:
«— А Вы не из Витебска?..»—
Пиджак старомодный на лацканах вытерся...
«—Нет, я не из Витебска...»—
Долгая пауза.
А после — слова
монотонно и пасмурно:
«— Тружусь и хвораю...
В Венеции выставка...
Так Вы не из Витебска?..»
«— Нет, не из Витебска...»

Он в сторону смотрит.
Не слышит, не слышит.
Какой-то нездешней далекостью дышит,
пытаясь до детства дотронуться бережно...
И нету ни Канн,
ни Лазурного берега,
ни нынешней славы...
Светло и растерянно
он тянется к Витебску, словно растение...
Тот Витебск его —
пропыленный и жаркий —
приколот к земле каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.
Там зреют особенно крупные яблоки,
и сонный извозчик по площади катит...

«— А Вы не из Витебска?..».
Он замолкает.
И вдруг произносит,
как самое-самое,
названия улиц:
Смоленская,
Замковая.
Как Волгою, хвастает Видьбой-рекою
и машет
по-детски прозрачной рукою...
«— Так Вы не из Витебска...»
Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой возвращаться...
Деревья стоят вдоль дороги навытяжку.
Темнеет...

И жалко, что я не из Витебска.


Роберт Рождественский, 1982...

(А еще на эти стихи Олег Митяев написал замечательную песню...)

слишком /вальсы и выстрелы/

Даты становятся мёртвыми числами
И наполняются бездной потерь.
Я тебя чувствую слишком прерывисто,
Я тебя чувствую много больней.
Русский ломаю вдогонку за призраком,
Знавший запретную близость Икар.
Раз-два-три, раз-два-три – вальсы и выстрелы:
Я тебя праздную – это финал.
Невозвращенцы встречаются вечером
При смерти даты пустого числа,
Словно присутствие бОльного вечного.
Будете следующим? Вас записать?
черным по белому прописью искренней….
Много имен в миллионах теней.
Я тебя чувствую слишком. б е с с м ы с л е н н о.
Я тебя чувствую много больней.

(c)

когда она вышла

звук от пощечины
хлопок
скрежет вывернутых наизнанку слов
значит. наступило твое рожденье
значит. слопай свою любовь
сожри
или она тебя - здесь кто проворней,
тот и ДА!
не сломайся, кукла,
не проглоти свои запасные части
[не грызи ногти, деточка, это так некрасиво!]
да я хочу, чтоб НЕКРАСИВО!!! чтобы все, кто - мимо -
шли - мимо. и чтоб их тошнило
по ночам.
ты так ничего и не поняла, мам,
А ТЕБЕ ИХ УЖЕ ЖАЛКО.
а ведь их уже трое, понимаешь, их.уже.нас стало трое,
третий во-о-он топчется там у никогда не законченных новостроек.
мама, ты сможешь ему сама всё сказать? что она уехала
вместе с тем трамваем, водителем которого мечтала стать в детстве,
что он - тот - тоже сломал себе шею, прыгая с четвертого этажа.
и ведь никто, ну никто никогда не поверит, что это были когда-то дети.
что дети - еще бывают, они такие маленькие. когда им три. или пять.
и никто ведь не виноват, правда, мам?
пусть идет себе медленно дальше. хоть он тебе сразу понравился,
канеееешна, мам, ты же не видишь, как он из горла,
а так они все милые-хоро-о-ошие.
ну что отметим наше рожденье,
дай молоток и гвозди.
крышка, чтоб её...

да не стой ты над душой,
когда она

вышла

(с)

ВОРОНА, когда прочитала, сразу "Старую пластинку" вспомнила, не знаю, почему.

Старая пластинка
высоко, высоко сиди,
далеко гляди,
лги себе о том, что ждет тебя впереди,
слушай, как у города гравий из-под машин
стариковским кашлем ворочается в груди.
ангелы-посыльные огибают твой дом по крутой дуге,
отплевываясь, грубя,
ветер курит твою сигарету быстрей тебя –
жадно глодает, как пес, ладони твои раскрытые обыскав,
смахивает пепел тебе в рукав, -

здесь всегда так: весна не к месту, зима уже не по росту,
город выжал ее на себя, всю белую, словно пасту,
а теперь обдирает с себя, всю черную, как коросту,
добивает пленки, сгребает битое после пьянки,
отчищает машины, как жестяные зубы или жетоны солдатов янки,
остается сухим лишь там, где они уехали со стоянки;
россиянки
в курточках передергивают плечами на холодке,
и дымы ложатся на стылый воздух и растворяются вдалеке,
как цвет чая со дна расходится в кипятке.

не дрожи, моя девочка, не торопись, докуривай, не дрожи,
посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во ржи,
для того и придуманы верхние этажи;

чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, пропала бы,
белые перила вдоль палубы,
голуби,
алиби –
больше никого не люби, моя девочка, не люби,
шейни шауи твалеби,
let it be.

город убирает столы, бреет бурые скулы,
обнажает черные фистулы,
систолы, диастолы
бьются в ребра оград, как волны,
шаркают вдоль туч хриплые разбуженные апостолы,
пятки босые выпростали,
звезды ли
или кто-то на нас действительно смотрит издали,
«вот же бездари, - ухмыляется, -
***».

что-то догнивает, а что-то выжжено – зима была тяжела,
а ты все же выжила, хоть не знаешь, зачем жила,
почему-то всех победила и все смогла –
город, так ненавидимый прокуратором, заливает весна и мгла,
и тебя аккуратно ткнули в него, он пластинка, а ты игла,
старая пластинка,
а ты игла, -
засыпает москва, стали синими дали,
ставь бокал, щелчком вышибай окурок,
задувай четыре свои свечи,
всех судили полгода,
и всех оправдали,
дорогие мои москвичи, -
и вот тут ко рту приставляют трубы
давно почившие
трубачи.
(с) Вера Полозкова

Вискоза

да...

созвучно...

хотя, кому как

не просто так

Сглаженность рифм в клочья.
Латаю стенки артерий.
Чего-то ещё хочешь?
Во что-то ещё веришь?
Мыльный пузырь лопнул.
Гнойный нарыв вскрыли.
Пытаюсь лопатками хлопать,
Надеюсь, что это крылья.
Воплем душу тишину.
Криком вонзаюсь под кожу.
...............................
Раз в сутки подводят к окну.
Какое там небо... О, Боже...

(с)

Nevermore

Полюбуйся, мать, как тебя накрывает медь,
Вместо крови густая ртуть, и она заполняет плоть;
Приходилось тебе когда-нибудь так неметь,
Так не спать, не верить, взглянуть не сметь
На кого-нибудь?

Глянь-ка, волчья сыть, ты едва ли жива на треть,
Ты распорота, словно сеть, вся за нитью нить;
Приходилось тебе о ком-нибудь так гореть,
По кому-то гнить?

Ну какая суть, ну какая божия благодать?
Ты свинцовая гладь, висишь на хребте, как плеть;
Был ли кто-нибудь, кем хотелось так обладать
Или отболеть?

Время крепко взялось калечить, а не лечить –
Ты не лучше ничуть, чем рухнувшая мечеть.
Был ли кто-то, чтоб ладно выключить – исключить,
Даже не встречать?..

Был ли кто, чтоб болела память, преснела снедь,
Ты ходила, как тать, и не различала путь –
Ни врагу пожелать, ни близкому объяснить –
И молиться больше так не суметь
Никогда-нибудь.

(с) Вера Полозкова

... ни слова об осени ...

Даю обещанье: ни слова об осени –
Ни шепотом мысли, ни отзвуком эха
От зябкого полупрозрачного голоса
Застывшего в воздухе влажного ветра.
И, выжав из снов всю палитру усилий,
Дышать в одиночку о прожитом лете,
Застрявшем в глазах ярко-солнечно-синих.
О мертвых все мысли. Ни слова о смерти.

(с) Д. Силаков

Сразу скажу - сейчас это не мое настроение. Но, как мне кажется, понимая то относительно небольшое сообщество, которое пишет в эту тему, и смутно догадываясь, кто и зачем в некоторых случаях это делает, я не мог не привести замечательное стихотворение моего любимого автора. Надеюсь, я не ошибся, и вы поймете, почему оно именно тут...

Код:

Помогите мне, стихи! Так случилось почему-то: на душе темно и смутно. Помогите мне,           стихи. Слышать больно.            Думать больно. В этот день и в этот час я — не верующий в Бога — помощи прошу у вас. Помогите мне,           стихи, в это самое мгновенье выдержать, не впасть в неверье. Помогите мне,           стихи. Вы не уходите прочь, помогите, заклинаю! Чем? А я и сам не знаю, чем вы можете           помочь. Разделите эту боль, научите с ней расстаться. Помогите мне         остаться до конца самим собой. Выплыть. Встать на берегу, снова      голос         обретая. Помогите... И тогда я сам   кому-то помогу.

Роберт Рождественский

Он - гений...

(добавлено уже по возвращении домой)

Вы не поверите - однако уже после того, как я привел в этой теме данное стихотворение, по дороге домой меня как будто что-то потянуло зайти в магазин "Библиосфера" у "Голубого огонька", причем я сразу направился к полке "поэзия". Уж не знаю, сколько он меня там ждал, но - оказывается совсем недавно выпустили еще один сборник Рождественского, на сей раз в серии "Всемирная Библиотека Поэзии". Сейчас он лежит передо мной на столе - так что у меня сегодня неожиданный праздник...

И пользуясь случаем, что после меня еще никто не написал - дописываю вечером. Теперь уже - со стихами, созвучными раздумьям и настроению - быть может, не впрямую смыслом, но раздумьями и мелодикой... Все знают последних четыре строчки этого стихотворения - но знакомо ли оно вам целиком?..


Некрасивая девчонка

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Николай Заболоцкий
1955 г.

моё небо чуть ниже и северней...

Моё небо чуть ниже и северней,
И чуть больше покрыто тоской,
Чем рисуют осенней порой
Передвижники красками серыми.
Тяжелее лежит на плечах
(Или плечи мои слишком слабые),
А особенно звездно-дырявое
Или в ярких рассветных лучах.
Как оно ненавистно и преданно
Сверлит мне беззащитное темя!
Я от этого чувствую время,
Словно небо вдруг мною беременно.
И зачем же оно так неистово
Мою жизнь беспощадно калечит?!
(Или слабые все-таки плечи,
И судьба безрассудно немыслима?)
Неужели не будет спасения
От того, кто всегда надо мною?
Мое небо чуть ниже и северней…
Моё небо – моя паранойя…

(с) Д. Силаков

Лублю)) Некрасивую девочку Заболоцкого. Всегда подкатывает к горлу ком и слёзы. Сентиментальная дура))

песок

...хотелось чем-то быть иным.
Ветвистым деревом.
Ракинувшись цвести
душисто- розовым.
Пытаться обрести
единство с небом
невозможно-голубым.
А лучше камнем.
твёрдым и пустым.
Лежать бездумно.
И боли не ощущать.
Быть гладко-серым.
Не уметь прощать.
Смотреть в себя,
туманом окутавшись густым...

Но я песок…
Узор витиевато-сложный
следов запутаных и безупречно гладких.
Я трогательно так храню все отпечатки
и формы тел чужих.
И душ.
Боль невозможно
перетерпеть.
Мелкодисперсно принимаю.
Твоим быть оттиском,
твоей обратной стороной.
Касаться,
вбирать в себя,
но всё же быть иной.
Я – это Ты, твоя изнанка.
Искусно обрамляю
всю вычурность и пластику твою.
Весьма безвольно.

Так много лет...
тебе всё это кажется смешным...
... мои попытки чем-то стать иным.

Я всё ещё песок.
На мне следы.
Мне больно...

(с)

Прошу - не ссорьтесь, это грустно...
Пусть в это верится с трудом -
И ругань может быть искусством,
Но просто тема не о том...